Четвертый день Фестиваля (07.02.2011) пришелся на начало рабочей недели, но это едва ли сказалось на количестве желающих своими глазами увидеть гениального интерпретатора музыки Баха. Жаку Лусье 77 лет, и он совершает заключительное концертное турне по миру. Концерт «Play Bach» («Играем Баха») в Зимнем – его последнее выступление в России. Так что нам выпал поистине уникальный шанс. Увы, я не профессиональный фотограф, так что иллюстрации смотрите здесь и здесь.

Сказать, что г-н Лусье пианист-виртуоз, значит, ничего не сказать. Сохранив в столь почтенном возрасте отточенную технику игры, этот трогательный старичок уже заслуживает аплодисментов. А он ведь не просто играет, он импровизирует, экспериментирует, творит … Рояль у него звучит потрясающе мягко и бархатно. В манере Лусье бездна нежности, он нажимает на клавиши так бережно, будто они – живые существа, обладающие сознанием и волей.

В творческой интерпретации Лусье музыка Баха одухотворяет джаз, а джаз дает ей новую форму, возрождая из пепла столетий то, что живет в Вечности.

По техническим причинам участники камерного ансамбля «Солисты Москвы» на концерте отсутствовали, так что программа подверглась некоторым изменениям. Полтора часа без антракта мы слушали гостей из Франции.

Зрители приняли Трио Жака Лусье очень тепло. При том, что далеко не все в зале владеют иностранными языками, каждая реплика музыканта, который говорил на смеси английского и французского, тонула в море оваций. В финале зал рукоплескал стоя.


Понедельник – день тяжелый насыщенный. Далее по программе значилось открытие ретроспективы фильмов «Эйфория Карлоса Сауры». Честно говоря, творчество знаменитого испанского режиссера было для меня terra incognita. Собственно, потому я и решила посмотреть ретроспективу, которую открывал документальный фильм с непонятным названием «Фаду» («Fados»).

Концерт Трио Жака Лусье закончился около 21-00, до киносеанса оставалось полтора часа. В самый раз для того, чтобы немного передохнуть, прогуляться, перекусить и обменяться впечатлениями.

К 22-00 мы вернулись в Зимний. И поначалу подумали, что сеанс отменили или перенесли. Пустая парковка. Вокруг театра – ни души. Внутри — тишина, полумрак, озябшая билетерша да пара таких же растерянных «киноманов». Отопление, недостаточное и раньше, сейчас будто отключили. Гардероб не работал, что выглядело вполне логично.

Посмотрев на закрытую дверь буфета, я решила, что в столь поздний час и эта часть «театральной инфраструктуры» мирно спит. Надо было чем-то заняться. Решила продолжить изучение экспонатов выставки видео-арта и вдумчиво изучила большую часть аннотаций. Корявые донельзя фразы навели на мысль, что их создатель не является носителем русского языка. Программа-переводчик? Или куратор выставки синьор Антонио Джеуза? Даже если и так – неужели эти тексты не читал ни один русский помощник? Не один же г-н Джеуза организовал эту выставку, в конце концов… Черные дыры выключенных проекторов хранят молчание. «Данных недостаточно. Ответ не возможен».

Как оказалось, один буфет всё-таки работал. И там – ну надо же! – были посетители. Под оживленную беседу за соседним столиком я выпила кофе и сделала кое-какие заметки в блокноте.

Часы показывали 22-20. Мы направились в зал. В тусклом свете Большое фойе выглядело непривычно камерным и скромным. Висящую под потолком тишину потревожили голоса, в разреженном воздухе зазвенел смех – к началу просмотра подтянулось несколько молодежных компаний. Но ощущение нереальности происходящего, какой-то «потусторонности» мира не исчезало. А я-то думала, что такое бывает только с героями Харуки Мураками…

Устроившись в середине партера, я огляделась по сторонам и прикинула в уме количество присутствующих. Получалось немногим больше упомянутых билетершей 36 проданных билетов. Видно, в зале были аккредитованные представители СМИ.

Честно говоря, я уже не ждала ни «вступительных слов», ни «торжественных речей». Спустя полчаса полного «сюра» всё странное казалось естественным, всё неожиданное – само собой разумеющимся.

В положенное время зал погрузился во тьму. По экрану побежали первые кадры. Из динамиков полилась музыка. И в это самое мгновение я почувствовала себя Алисой, стремительно падающей в кроличью нору. Как оказалось, я давным-давно знала, что такое фаду – национальные португальские песни-истории. Просто называла это на креольский манер – морнами или коладейрами.

Думаю, нет нужды пересказывать своими словами то, что я на следующий день в изобилии нашла в глобальной сети – подробности о фильме и, конечно, о фаду. Разумеется, и то, и другое нужно видеть и слышать, чтобы понять. Очевидно, что не всякому созвучна душа португальского народа, переложенная на музыку. Культ поверхностного самоудовлетворения, пронизывающий современность от края до края, построен на отрицании «темных глубин» человеческой души. Первородный страх заставляет людей прятаться от своей тени, изо всех сил штукатурить мир лицемерными красками. В то время как режуще-откровенные песни, рожденные в боли любви, в неизбывной тоске по родине или в печали одиночества рассказывают о невыразимом единстве черного и белого, используя всю палитру целиком.



И ещё немного фаду — здесь и здесь.