9 баллов вода,
Я оживаю.
9 баллов меня…
9 баллов вода…
Я… Я… (Линда, Скорпионы)

При проведении спасательной операции по эвакуации терпящих бедствие в море рыбаков, в результате падения вертолета МИ-8, погибли спасатели Сочинской территориальной поисково-спасательной службы МЧС России Василий Ильяшенко и Николай Ремизов. Всего в тот злополучный вечер погибли 4 человека, тело пятого погибшего — второго пилота, так и не было найдено.

Прошлое не терпит сослагательного наклонения, но за каждым словом этой истории, случившейся 20 лет назад, 20 ноября 1997 года, стоят люди: те, кому повезло выжить и те, кто никогда больше не улыбнется своим родным…

Но все, что остается от трагедий спустя десятилетия — сухие строчки материалов расследований, объяснительных записок, да кадры фото- и кинохроник. Самое светлое помнят только родные и близкие…
Именно поэтому доверить этот рассказ я могла только тем, кто имел непосредственное отношение к давней катастрофе, значащейся в документах как «авиационное происшествие». Да, воспоминаний здесь должно быть больше. Да, я так хотела бы выслушать и записать всех, но не всегда то, что мы желаем, возможно. К сожалению.

Для тех, у кого нет времени, чтобы прочесть довольно внушительный текст, я оставляю этот фильм в самом начале. Камера, на которую были сняты заключительные кадры, была поднята вместе с вертолетом. Снимавший погиб.


Видео из архива ЮРПСО МЧС России

20 ноября 1997 года начинался как обычный день поздней осени. С прошлого вечера стояла хорошая погода, солнце уходило за чистую линию горизонта, по улицам шуршали листья — золотое время, хороший клев. На пятиместном катере четверо рыбаков вышли в спокойное море к своим сетям, выставленным с вечера.

Двигатель отказал через несколько часов, довольно далеко от берега — в полутора милях. Людям ничего не угрожало — пограничное судно, патрулировавшее этот район, заметило бы стоящий неподвижно катер и пришло на помощь, но природа распорядилась иначе — подул ветер, разыгрался шторм. Море очень быстро раскачало до 4-5 баллов и буй, к которому рыбаки привязали катер, уже не мог его удержать. В Солониках к тому моменту забили тревогу и обратились к экипажу вертолета КА-32 авиакомпании ПАНХ, который ставил в поселке опоры строящейся линии электропередач, с просьбой о помощи.

Лебедки у вертолета не было и единственное, чем экипаж мог помочь рыбакам — это сбросить трос и попробовать отбуксировать судно. Но ничего не получилось.

В 17 часов 15 минут оперативный дежурный Сочинской ТПСС получает информацию от дежурного Лазаревского РОВД «В море на траверзе поселка Лазаревское находится баркас и лодка с людьми, необходима помощь в эвакуации людей.»

Диспетчер морского порта Сочи передает: «Шторм 5 баллов».

Уже в 18 ч. 10 мин. спасатели выехали со своей базы в аэропорт и в 18 ч. 52 мин. вертолет МИ-8 авиакомпании «Сочиспецавиа» взял курс к месту ЧС. На его борту находились 2 спасателя поисково-спасательной службы аэропорта Сочи, врач, 3 члена экипажа и 6 спасателей СТПСС.



Я передаю слово участникам и свидетелям того времени, когда у МЧС еще не было собственной авиации, и в работах могли принимать участие борта других служб, в данном случае — Ми-8 с экипажем, который был определен начальником аэропорта Сочи.

Рассказывает Сергей Петрович Васильчиков, ответственный по Сочинской территориальной поисково-спасательной службе:

— Начальник спасательной службы аэропорта и его сын полетели, борт был не наш, аэропортовский. Мы с другими экипажами работали много раз, и на море, и ночные работы выполняли. А у них такого опыта не было, вот они и полетели с нами, для подстраховки взяли с собой еще и медика.

На борту оставили один плот — этот борт стоял на случай падения самолета и был оснащен различными плавсредствами. Перед взлетом они все были выгружены и только один ПСН оставлен. Потом он и сыграл свою роль. Плот сам по себе мощный, тяжелый, и, когда борт ударился о воду и перевернулся, все полетело и, видимо, плотом ребят, которые сидели на скамье, ударило, они потеряли сознание.

Потом оказалось, что у них у обоих сломаны ребра — такой силы пришелся удар. Свет потух, никто ничего не видел в этой каше. Последний выбрался Поляков — через люк. А так Василий, конечно… Если бы сразу зажегся этот фонарь, который был у меня, но сработал не сразу, может, кто-нибудь бы еще и нашелся… А так надежды почти не было.

Мы с Василием должны были работать с борта, опускаться вниз. Каргин был выпускающим, остальные были на подстраховке. Тогда Василий ногой зацепился, видимо, за что-то. Он до последнего боролся за жизнь и не мог отцепить ногу. Потом понял, что его жилет тянет наверх и приспустил его, выпустил воздух, а ногу все равно не может отцепить… Достал нож и стал резать жилет — хотел отстегнуться и вынырнуть. Но время уже ушло, пока он пришел в себя, пока все понял и ему не хватило дыхания. Хотя он очень долго мог задерживать дыхание, до 2 минут. Он по знаку зодиака Рыба — рыба в воде. Почему и в водолазке заниматься начал — не мог без воды, не видел себя в этой жизни без воды. Целыми днями мог пропадать в море — нырять, это была его стихия. Но вот, стихия его и забрала. Не справился…

Николай с полянского отряда, опыта у него было поменьше — в Поляне было тише гораздо, чем у нас, в головном отряде. Но он был дежурным в тот день, и он полетел. Если Василий ехал, потому что у него допуск — он более опытный был. Принцип хорошей дедовщины у нас как в фильме " В бой идут одни старики": — Ты, ты и ты — со мной! — А мы? — А вы....!
Когда что-то серьезное и опасное, обычно все опытные идут в первую очередь а молодые все на тренировках отрабатывают и привлекаются постепенно. Но они всегда же все обижаются, что, мол вы нас никуда не берете. И в этот раз по роковой случайности когда пришла информация, мы собрались лететь, а он, дежурная смена и говорит, что летит помогать. Мол, вы спускаться будете, а кто пострадавших будет принимать на борту?

Этим и было вызвано такое количество людей на борту. Выпускающий, трое должны были работать в воде — мы же не знали информацию, что там будет. Перевернулась ли лодка, не перевернулась, поднимать с воды будем или нет. Мы-то готовились, что если мы не сможем их поднять, то будем дрейфовать вместе с рыбаками и поэтому у нас были маячки на одежде. Его включаешь и он начинает подавать световой сигнал.

И какое время проведешь там — никто не знал. Все мы прекрасно понимали, что по побережью идет сильное боковое течение, лодки если переворачиваются у Сочи, то через день-два их приносит в Туапсе. Тяга сильная вдоль берега, и поэтому мы прекрасно понимали, что если борт не сможет зависнуть из-за ветра или шторма, то придется прыгать к ним — если лодка перевернулась, и будем оказывать содействие и обозначать их.

Потому что во время даже небольшого шторма или штиля ночью найти в море человека очень тяжело. Вот и были маячки, чтобы нас обозначить… По такому маячку потом Вася и нашли, нашел его друг, который нырял и нашел вертолет. И вот судьба. Жили, как герои и как герои погибли.

Двое, которые отец с сыном погибли, у них были переломы ребер, пилот (КВС) он при ударе пробил блистер (стекло) и через него вылетел, и поэтому у него было сильно рассечено лицо.

Но, поскольку вода была холодная, около 9 градусов, то естественно, что кровь купировалась, и он получил не такую большую потерю крови. Потому что если бы была другая ситуация, то все было бы иначе.

На борту отсутствовали спасжилеты — скорее всего, их тоже выгрузили вместе с плотами и это сыграло свою роль. На мне был мокрый гидрокостюм, и жилет. У механика и КВС, соответственно, жилетов не было, и мы одели на них свои.

Минут через 20 почти все не могли даже разговаривать — они настолько замерзли. На плаву оставались трое нас, спасателей, медик из аэропорта, молодой и крепкий парень. На нем не было жилета, но мы его нашли и одели на него. Он высокий, крепкий, когда выплыли, поняли, что находимся далеко от берега, потому что огоньки от идущего поезда увидели, маааленькие такие… Поняли, что очень далеко (до берега), что доплыть невозможно.

И любой трезвомыслящий человек понимает, что доплыв, потеряв силы, нельзя в такой шторм выйти на берег. Это убийство. Когда мы вытаскивали людей из бушующего моря, даже спасатели, отдохнувшие, полные сил, в костюмах, чтобы вытащить тонущих, бились о волны, нахлебывались воды… Я прекрасно понимал, что мы не доплывем. У парня было другое понимание, опыта не было, и он решил быстренько поплыть к берегу. И, когда он поплыл, я поплыл следом, как старший, чтобы сдержать, кричал, кричал ему, но после 10 метров понял что вернуться к нашим будет очень тяжело. Я понял его задумку, что он решил быстрее доплыть до берега и остаться в живых, да еще и в жилете. Я вернулся назад, мы все сбились вместе и стали дрейфовать. Бесполезно что-либо делать, надо держаться — там течение боковое в сторону Туапсе, нас будет нести…

Ну и ждать момента, что будет, то и будет. В конечном итоге прилетел борт, поднялся с нарушением с Лазаревской площадки — там нет аэропорта, но вертолет стоял на дежурстве на аэродроме. Командир принял решение о взлете, чтобы хоть как-то помочь коллегам. Подлетели, но у них не было лебедки, они что смогли покидать нам — побросали, какие-то плавсредства — круги, жилеты но вертушка дует прилично, там КА-32, соосник, и все сброшенное разнесло в 20 метрах от нас… Доплыть до них было невозможно.

Мы им машем, чтобы они уходили, а они доброе дело делают. Пыль летит, они поняли, что мы не собираем их жилеты и ушли, а мы продолжали плыть. Через часа 2 пришло судно. Ребят трое, нас трое — всего 6, и один уплыл… Пришел буксир «Буг» — единственный, который мог прийти на помощь в такой шторм. Из порта Сочи.

Нас несло дрейфом к этому катеру, на котором были рыбаки, капитан буксира нас не увидел, прошел мимо. На плаву увидеть человека в шторм, тем более, когда прожектор светит — практически невозможно. Буксир остановился, его стало раскачивать. Естественно, что никто не захотел выходить за борт за нами — потом была вероятность обратно уже не попасть. И нам стали сбрасывать трапы деревянные… Мы дотянулись, поднялись на борт. Ребят занесли в душевую, потому что у них было сильное переохлаждение и стали поливать прохладной водой.

Посильно оказывали помощь, какую могли. Я поднялся в рубку к капитану и мы приняли решение искать остальных. Вдруг кто-то всплыл, а его могло отнести в сторону. Мы начали разворачиваться, ходить галсами и в какой-то момент луч прожектора на волне отразил что-то. Я увидел боковым зрением его и попросил повернуть прожектор, а в это время это что-то за волну ушло. И уже на обратном пути ведем прожектор, и в этот момент поднимает на другой волне этого нашего медика. Он через минут 20 замерз, понял, что сил грести нет и просто лег и дрейфовал. Тоже был практически без сознания, пришлось слазить за борт и поднимать его.

Подняли, состояние у него было тяжелое и мы приняли решение, оказавшееся правильным — спасать тех, кто на борту. Больше никого не было, никто не знал, насколько сильно они пострадали при падении. Мы пошли обратно в порт, в Сочи нас ждала скорая, ребятам оказали помощь.
Я сел в машину, поехал в аэропорт, туда прилетел самолет Центроспаса. Водитель меня отвез, я обрисовал всю ситуацию, поехали еще ночью на место произошедшего, а утром пошли давать показания в прокуратуру.



Из воспоминаний начальника Сочинского поисково-спасательного отряда МЧС России Николая Каргина:

— При подлете увидели, что прожектор светит в море и освещает судно, где находятся люди. Обычно подходит корабль, который и снимает людей — так всегда это делается. Но шторм усиливался, и пограничники отказывались идти — для них это было небезопасно. Поэтому из морпорта Сочи вышел буксир, ему была поставлена задача — спасение рыбаков. Я задал вопрос про пограничников, мне ответили, что они не работают по метеоусловиям.
Пролетая над портом, мы связались с буксиром, сообщили, что идем на точку. Когда прибыли минут через 20, луч с берега освещал катер, мы прошли к берегу и пошли по лучу, чтобы не ослепить пилота. Скорость загасили, зависли над точкой, открыли дверь и убедились, что рыбаки находятся на судне. Я выбросил дымовую шашку для определения ветра. Ветер был сильный и порывистый, и в это время потух прожектор. У нас на борту была фара, мы посветили ей и приняли решение уйти на второй круг, чтобы подготовится к подъему рыбаков на борт вертолета.

Ребята были подготовлены, одеты в гидрокостюмы и спасательные жилеты. Мы подготовились для поднятия, ушли в море на круг, а потом стали возвращаться к берегу — к рыбакам, бортмеханик вышел к нам открыл дверь по ходу, мы почувствовали обычную для таких ситуаций вибрацию и увидели, как медленно приближается вода, которую хорошо освещал рулежный прожектор вертолета.

Ближе, ближе, а у нас мысль была, что мы уже круг сделали, подходим к рыбакам, высоту КВС решил сделать пониже… чтобы нам работать было удобнее. Ничего себе, на такой маленькой высоте летит! Понижение, понижение, а потом он как шел в воздухе, так и вошел в воду. Для нас это было неожиданно. Вода холодная, градусов 12, хлынула внутрь… Все вокруг закипело, у нас была открыта дверь и иллюминаторы — мы в них смотрели по бокам.
Вода зашла, вертолет перевернулся, удар был ощутимый… Кто о борт ударился, кого сшибло волной воды. После этого вертолет моментально наполнился водой — это в фильмах все долго плавает, а он перевернулся, и мы даже не успели воздух взять по большому счету. При перевернутом вертолете мы всплыли под пол, где образовался небольшой промежуток с воздухом.

Доли секунды и хлоп, весь фюзеляж заполнился водой. Вертолет перевернутый и дверь оказывается у него с противоположной стороны от кабины.

И чтобы что-то увидеть в этой каше, где вещи и плот плавает в темноте мы шли по переборкам. И мысль такая, что если мы упали в воду и ушли, то там глубина. Еще думаю, что тут глубоковато… Когда, думаю опустимся на дно и потом со дна подняться наверх, а воздуха может и не хватить. Вот эта только мысль была.

Когда дотянулся до двери и вышел, увидел, что вертолет в тот момент лежал брюхом кверху и вращался немного. Хотя лопасти и отлетели при ударе, но то, что оставалось, вращало его и по центру был открыт люк, в который мы тоже смотрели.

И один из спасателей — как раз Поляков, вылез через этот центральный люк и стоял на фюзеляже. А когда выплыли, освещения нет, единственное, что ясное небо, млечный путь и вертолет вращается… И люди по кругу, кто как выплывал. И все в один голос крикнули, чтобы он (Николай Поляков — прим.) спрыгнул с вертолета — боялись, что когда вертолет будет уходить под воду, то может и его засосать за собой. Коля спрыгнул, и вертолет как подводная лодка раз и… ушел. Так это быстро все было…

А потом такая тишина наступила и шторм, накрывающий с головой. Гребешки идут, захлестывают нас. Мы собрались все вместе и начали делать перекличку, кто, что и как. Поняли, кого не хватает — ждем.

Все были с фонарями, и у всех их посрывало — остался только у Сергея Васильчикова. И вот благодаря ему мы осветили всех, кто был в воде, увидели, что у командира разбито лицо — его порезало. На него одели жилет, бортмеханик подцепился к нему, а медик аэропорта был в теплой ватной куртке — ему сразу помогли от нее освободится и дали второй жилет. Береговая черта светится, звезды и перед нами проходит поезд. Людей видно, а мы в холодной воде. И не дома…

И через какое-то время подошел буксир. Нам повезло — сколько мы проводим спасработ, но даже днем трудно найти пострадавших за барашками. Сливается все. А у нас был фонарик и за счет этого экипаж буксира нас заметил, они увидели источник света и пошли на него. Сняли рыбаков в первую очередь, а потом пошли искать нас и по фонарю вышли. К тому времени мы переохладились уже, были без сознания.

Потом вертолет искали долго, никак не получалось найти… Мы помнили, куда подходили, на какую точку, с каким курсом уходили… когда развернулись. Взяли пригласили свидетелей и совместили все. И точно определили место падения вертолета. Когда вертолет нашли, все ребята находились там, кроме второго пилота. Он был пристегнут и выстегнулся, и, скорее всего, не доплыл.
На Васе мигал маячок — именно его и заметил Андрей Рожков, первый водолаз, обнаруживший вертолет на глубине около 40 метров.


Пожарно-спасательный катер проекта «Мангуст», названный в честь Василия Ильяшенко, находится в Байкальском поисково-спасательном отряде.

Все в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья,
Лишь дело героя, да речь мудреца,
Проходят сквозь годы, не зная конца.

О своих коллегах и друзьях рассказывает Николай Узиков, который на тот момент был спасателем Сочинской ТПСС МЧС России:

— Приветливые, добрые — и Вася, и вся семья его такая… Я его знал еще до отряда, мы в секциях занимались. Вася занимался спелеологией, я скалолазанием и встречались то в пещерах Воронцовских, то на скалах. Тогда в любые выходные можно было прийти на скалы (Орлиные) и ты знал, что встретишь кого-то своих. Все сочинцы, все там.

После армии я пришел в отряд и они уже там работали все. Никогда не забудешь такое, потому что Васька первый, кто меня под воду потащил. Он такой водный был… Думаю, многие рассказывали об этом. Мы на Красном штурме ныряли с аппаратами, первый раз. Ну вот как детей учат в бассейне, вдоль берега — так и мы.



— Вот пока два аппарата не съешь — не вылезешь! — говорил Вася. На водолазные сборы потом почти сразу в Новороссийск поехали, потом на соревнования в Кисловодске, в 97 году… Он всегда передавал свои знания, был активный, постоянно участвовал в соревнованиях по тур.технике. В лес любил походить всегда. Раньше помоложе все были и вместе везде бегали, а сейчас семьи, работа… расползаемся. Но в этот день мы все все равно съезжаемся, все приходят. Если не срочная работа, командировки…

Помню, первые соревнования были — мои первые, вторые региональные в МЧС и туда же наши поехали на ГАЗ-66 нараспашку, деловые такие. Там меня надуло, а я лидером шел — мне участвовать, в связке идти. Я расклеился, слюни, сопли — вся команда лазила, землянику собирала, что только не делали! Они за сутки меня на ноги подняли! По скалам, по природке мы первое место заняли! Меня выбрали еще до этапа скалы — я самый легкий был, самый молодой, на место пострадавшего в носилки. Все занимались туризмом в свое время, у каждого есть опыт. И вместо того, чтобы тянуть переправы — это же соревновательный момент, первый Андрей прыгнул речку в два прыжка, с краснополянского отряда, потом Васька кричит: — Поднимай! Подняли носилки и ушли. У него голос был! Орал как!!! Когда прыгали с парашютами в Даховской с вертолета. Ваську было слышно, как только он с вертолета выпрыгнул. С криком «Телки!» помчался в сторону стада коров. Да, голосище был…

Тяжелые года были 96, 97 — много народа поуходило. Никто не мог подозревать даже, в голове не укладывалось.

Остались только теплые воспоминания об этом времени. Где бы мы не собирались — хоть на спасработах, хоть на праздники, у нас не было такого, что мы только работаем вместе. И после работы все вместе отдыхали, и на выходные вместе куда-то ехали… По городу и то вместе. Был коллектив и дружба, тем более все почти одногодки были. Все друг друга знали, все из секций. Я пришел, со спелеологией не очень дружил… И ребята нас подтягивали, учили. И в пещеры, и на сборы ездили. Все знали, чем занимаются и куда все шли работать. Все дышали в одном направлении, все понимали друг друга с полуслова. Все в отряде жили.
Вася очень трепетно относился к оборудованию водолазному, следил за ним очень тщательно. У него все было в идеальном порядке — можно было не беспокоится совсем. А как он на нас ругался, если мы ластами на дно наступали! Когда случайно задеваешь ластой дно, в ней ломаются или деформируются ребра жесткости, она приходит в негодность. А оборудование было в то время очень дорогое, его было сложно достать...

****

Вспоминает Евгений Поваров, которой тоже в то время был спасателем, но на вызов не полетел — полетел уже потом, на поисковые товарищей:

— То, что я знал сначала — шторм около 5 баллов, 4 рыбака, наши упали рядом. Мы с Юрой Полещуком приехали в аэропорт, долго ждали, пока пилоты подготовят вертолет — газпромовский, и мы вылетим на место. Там были одни обломки, мы летали часа два, смотрели. Уже ребят всех с воды забрали и все… Потом уже погранцы вышли в море, 5 дней поиска, а потом вертолет нашли, подцепили и подняли с телами… Не нашли только второго пилота он пропал без вести.
С Васькой были давно знакомы, как с армии пришли. Меня тогда тоже на работу пригласили. Он водолаз отличный был… Знаем, что в вертолете боролся, пытался срезать спасжилет. Погиб через 20 дней после своей свадьбы, они со Светой расписались, мы все погуляли и через 20 дней его не стало.
Жизнь у нас была в тесном коллективе, и вот они с Колей Цымбалом гнали 66-ой с Москвы, груженный аквалангами. И на гололеде зимой перевернулись. Раздавило кабину, стекла повылетали, они как смогли, все приладили и доехали. А мы их в отряде встречали, накрыли стол — так встречали. Все свадьбы, дни рождения всегда вместе.



Коля Ремизов работал в полянском отряде, знакомы были хорошо — он с семьей переехал из Абхазии, когда война началась. Был хоть и тихий, но общительный и очень компанейский.

****

Вспоминает Павел Апухтин, на тот момент — спасатель Сочинской ТПСС МЧС России:

— Так получилось, что у меня были куплены билеты на концерт Линды заранее, оказалось, что это день похорон. Концерт в Зимнем был — для Линды странно.

Но там все было камерно: скрипки, виолончели — здорово. В конце концерта она попросила никого не расходиться, сказала, что знает, что сегодня похоронили ребят-спасателей и хотела бы, что бы все постояли. Они с полчаса играли просто чудесную музыку и люди стояли...



«Вот так, Николаевич, так надо» — такими были последние слова КВС, адресованные второму пилоту. Согласно материалам расследования, касание вертолета о поверхность воды с последующим разрушением винта, разрушением нижних блистеров кабины и опрокидыванием произошло в 19.19.57 (мск). Бортовые часы остановились в 19.20.13 по Москве. В качестве причины авиационного происшествия было названо нарушение экипажем вертолета техники пилотирования, выразившееся в снижении ниже допустимой безопасной высоты зависания над водной поверхностью...

Мария Спиридонова, Макс-Портал.ру

Оригинал статьи