С.И. Сапожников, матрос п/х «Адмирал Нахимов»:

Внезапный удар, от которого содрогнулось все судно, прервал веселье отдыхающих. Осталось недопитым мой кофе. Мы с товарищем переглянулись, я вспомнил о забытых в каюте ключах и бросился за ними. Товарищ остался, и больше я его не видел… Пробежав через весь пароход, я спустился на главную палубу к носовому бассейну. Люди, собравшиеся там, уже знали, что произошла беда и растерянно кричали. Добежав до носовой швартовой палубы, я узнал от членов нашей команды, что в нас врезалось другое судно, и есть угроза затопления «Адмирала Нахимова». Пока я спускался к своей каюте, начались перебои со светом. Уже в каюте, на ощупъ, я проверил, чтобы на койках не остался никто из моих товарищей. Уже в полной тьме мне удалось найти ключи, и я бросился в обратный путь — ни много, ни мало — двести метров. На пароходе уже началась паника, сопровождаемая давкой пассажиров. Судно медленно кренилось на правый борт, черпая воду и продолжая двигаться вперед. Затем последовал еще один толчок. Как выяснилось позже, судно, которое нас протаранило, как пробка в бутылке, держала пароход на плаву, но оно задним ходом вышло из пробоины, в которую с силой хлынула морская вода. Я бежал и успевал думать: «Вот, сейчас объявят тревогу, должны объявить!» Но этого не происходило. Ни звонков, ни команд голосом, — кругом только крики, паника, и бегающие взад вперед пассажиры, не знающие, что делать. Никто не принял на себя руководство спасательными работами. Если нас, экипаж, обучали правилам поведения по тревоге, то можно было себе только представить, что чувствовали люди, впервые попавшие на пароход. А это восемь палуб, 180 метров длины, с многочисленными переходами, закоулками, трапами и дверями. Даже мне понадобилось две недели на изучение всего этого металлического лабиринта. Что же говорить о пассажирах, знающих лишь несколько маршрутов к ресто¬рану и выходу на берег. При этом в полной темноте надо еще и спасательный жилет и одев его, подняться на палубу. При этом, повторюсь, никто не взял на себя командование спасательными работами. Я успел добежать до кормовой «аварийки», открыл замок, достал спасательные жилеты, одел один, второй отдал товарищу, но команд так и не поступало, а пароход тем временем продолжал крениться на правый борт, усиливая панику. На судне были курсанты морского училища, проходившие учебную практику. Они попытались раскрепить и спустить на воду шлюпки, но в условиях крена это было невозможно сделать из-за усилившегося натяжения тросов креплений. Шестьдесят лет судно бороздило моря и океаны. Два раза его поднимали со дна морского. И видно, суждено ему было навсегда сгинуть в морской пучине в мирное время с эскортом из человеческих душ. Спустить шлюпки так и не удалось. Зато удалось сбросить надувные спасательные плоты. Мы советовали пассажирам прыгать в воду, но многие поддались панике. Им трудно было осознать, что сейчас безопаснее в непроглядной мгле ночи там, в волнах моря, чем на твердой палубе тонущего судна. Кто-то в панике орал: «Все наверх!», и часть пассажиров ринулись по трапам на верхние палубы. Но это был самый глупый выход из ситуации — уйти вместе с тонущим пароходом в его последний путь. Вскоре я уже по колено находился в воде, и оставалось только прыгнуть за борт, и отплыть как можно дальше от судна. Освещаемый двумя пограничными прожекторами «Адмирал Нахимов» через две минуты ушел на дно третий и последний раз за свою историю. Ночь, Черное море. Только два прожектора гуляют по поверхности, освещая последствия свершившей¬ся трагедии…

(цит. по: газета «Комсомольская правда — Ярославль», 31.08.2007)