18 мая, в 15:00 в доме-музее «Дача В.Барсовой» Лидия Лавровская представила свою книгу широкой публике.
Рассказ Лидии Лавровской, члена Сочинского отделения географического общества, «Олимпиада, Олигархи и салат «Оливье» взят из её нового сборника рассказов с одноимённым названием (2011г). В нём — взгляд писателя на пришествие олимпиады в наш родной город.


Белейший просторный зал, сияющий кафель везде и повсюду… Не операционная, нет, – посудомоечная, Татьянина Голгофа. Хотя и операционная со всеми мучениями и страхами была в ее жизни трижды, весь живот исполосован… но давно. А эта белоснежная пакость — восьмой год и днем, и ночью, в зависимости от смены, и даже во сне. Пальцы на руках уже как сардельки, вены на ногах, как клубки синих змеюк, больших и маленьких… А сегодняшняя ночь была просто убийственной: пахала и пахала, не разгибаясь. Да еще котлы жирнючие пришлось тереть – кошмар!.. Зато рукой подать от дома, зато пенсия будет нормальная… а еще дочкам можно помочь с учением. Одна после школы будет поступать в университет, другая вздумала, с годовалым-то малышом, пристроиться где-нибудь на заочное… Это же какие деньги на каждой сессии! Мы учились иначе, все, в общем, по-честному было… Между прочим, только в их цехе столько работников с высшим образованием, включая Татьяну. У одной посудомойки даже два! Драить ложки-плошки с двумя дипломами – и такое теперь случается сплошь и рядом! Ни черта уже это образование не дает, ни зарплаты человеческой, ни пенсии опять же, ну ни-че-го! Ничего! Дочки дурью маются… Но ведь не втолкуешь!

Татьяна шла домой из многоцветно сияющей громады гостиницы дико усталая и злая. Еще оттого что опять так «шмонали» за занавеской, шарили по всему телу, что просто… Свои же бабы-проверяльщицы, «секьюрити», по-нынешнему, черт бы их побрал. Неужели до сих пор не уяснили: ну не крадет она оставшуюся жратву с тарелок, пропади она пропадом! И пропадает, и вывозят на свалку горы «пищевых отходов», чуть надкусанные порой деликатесы пополам с самым что ни на есть мусором. Иначе, дескать, нельзя в пятизвездочном отеле, пусть люди хоть с голоду подыхают. Нельзя!.. Вот, сама дома перед сменой настругала Толечке салат «Оливье», его любимый… все, наверно, съел… А то, бывает, ни к чему и не притронется. Нет аппетита, настроения… Убивается, что он – обуза уж девятый год, полупарализованный инвалид-колясочник, за которым жена пеленки стирает, трофические раны знай перевязывает… Но это теперь нечасто… то есть, убивается нечасто, — работает день-деньской. Мастерит птичьи клетки, декоративных, певчих птиц выращивает на продажу, с ее, конечно, помощью. Трудягой был, трудягой и остался, и потому Татьяна еще столько же лет согласна терпеть его хворь, хандру… да что угодно, сколько угодно! Лишь бы сил хватило… Нет, не только потому… Вот она в свое время немало покочевряжилась, ну никак не хотела замечать, что нравится ему. А оказалось, роднее человека у нее не было и не будет никогда, это уж точно! Мужик хороший, муж, отец хороший, сиделка отличная, когда начались эти ее муки желудочно-кишечные… Теперь ее черед беду отводить вот этими руками распухшими, натруженными…

Татьяна вырулила из гостиничных вылизанных цветничков и аллеек на еще пустоватый проспект. Шла медленно, можно сказать, еле ноги переставляла. Из-за гор скользнули первые слабенькие лучи солнца… даже не верится, что еще немного — и они будут лупить совершенно остервенело, как им и положено в июле. Ну и хорошо, и пусть, еще придется потаскать ведра с углем для ненасытной печки. В эту зиму Татьяна нанимала мастера обложить ее кафелем. Красиво… но все равно треть комнаты занимает, раскоряка. И не очень хорошо держит тепло, дом-то старый, щелястый, не зря официально именуется бараком… Через дорогу вместо привычных корпусов санатория колол глаза мерзкий захламленный пустырь: все снесли вплоть до двенадцатиэтажной, не так уж давно отремонтированной, надстроенной высотки! В городе-курорте много таких пустот, причем изничтожаются и крепкие капитальные здания тридцати, сорока лет отроду: главный, всеми любимый городской кинотеатр, несколько гостиниц… А Татьянин еще довоенный барак, как и многие, многие другие жуткие хибары, скрипит себе… И никому до этого нет дела! Вот он, сердечный, оштукатуренный и потому не такой уж страшнючий под утренним солнышком! Проверить, посмотреть, как там Толик в своей комнатушке-мастерской, не нужно ли чего… и на боковую, поспать хоть до обеда.

В кухне горел свет. Татьяна, нахмурившись, толкнула дверь… и ахнула, увидев свою младшую – в лучшем ее розовом, воздушном платье, щедро накрашенную… Довольно жмурясь, она стоя уплетала салат из миски. Только что пришла, видно! У Татьяны непроизвольно дернулась, поднялась рука, так бы и треснула по загривку эту… эту… гулену эту! Боясь разбудить мужа, она зашипела:

— Ты это откуда?! Тебе сидеть и сидеть день и ночь, к экзаменам вступительным готовиться… На платное отделение даже не надейся! Папин салат чего схватила?!

— Ма, да ты что! Ничего не слышала? Олимпиада у нас будет! Мы с девчонками всю ночь — на Театральной площади, папуля разрешил… У нас в городе будет Олимпиада, сегодня ночью объявили! Мы все так орали, так радовались, я аж охрипла! Это же как здорово! Построят стадионы там всякие, катки…

— Кто это построит, гастарбайтеры, что ли?! Да и зелень совсем повырубят, платаны, дубы наши вековые… Я, как биолог, считаю, что…

— Барак наш сломают!

— Сломают?! Да его с шестидесятых годов ломают, Ленка! Я еще девчонкой была, всё нам обещали… всё врали… Раньше коммунисты, а теперь вот всякие пакостные олигархи в силе, их это время! Хозяйничают в городе, по всей стране хозяйничают… Нужны мы им с нашими бараками! Им интересней санаторий снести! И олимпиада эта очень им кстати, нагреют руки по-крупному… Ладно… спать лягу, устала, как собака.

— Вот это Оливье, мама, не настоящее! Там по-хорошему такие деликатесные, очень шикарные ингредиенты…

— Да тебе-то что? К нам в отель приспичило, на пирушку с олигархами этими? Давай, давай… Ах, да пропади оно все пропадом!

Последней каплей стало это «умное» дочкино замечание. И горючие капли слез вдруг обожгли Татьяне глаза, сдавили горло… Бедная Ленка даже перестала жевать, изумленно уставилась на неё, — не приходилось еще видеть, как мать плачет. Да она никогда и не плачет вовсе! Это просто день такой выдался тяжелый… Вернее, долгая, долгая ночь.

Текст рассказа взят тут.

Фотографии Олега Снигирева из МаксПортала.

P.S.
Где приобрести не знаю, но сам бы хотел прочесть всю книгу.
Может быть кто-то подскажет как реализовать мою хотелку?